Росприроднадзор с момента разлива 20 тысяч тонн дизельного топлива в Норильске стал самым популярным контролирующим ведомством в стране. После этой аварии в фокусе общественного внимания оказывался разлив на нефтепроводе компании «Лукойл» в Коми, авария на заводе «Газпрома» в Новом Уренгое, разлив нефти под Новороссийском. Между тем, кроме выписывания штрафов и расчетов ущербов, Росприроднадзор поднял проблему варварской разработки россыпного золота и возможной утери Кавказских минеральных вод. О «золотых» и «черных» болевых точках на экологической карте России, о необходимости считать нагрузки от туристов на природу, об антиэкологических законах, принятых в угоду бизнесу, и сложных отношениях с руководством Красноярского края рассказала корреспонденту РИА Новости Наталье Парамоновой глава Росприроднадзора Светлана Радионова.
– Светлана Геннадьевна, вы не один раз говорили о том, что у Росприроднадзора есть данные об экологической ситуации в регионах, и выглядит все не лучшим образом. Можете уточнить, в каких регионах самые большие проблемы?
Экологическая карта регионов для нас достаточно четкая и понятная. Мы знаем проблематику каждой территории. По разным направлениям можно назвать разные проблемные территории. Есть субъекты с ярко выраженной проблемой полигонов, мы их неоднократно называли. Есть регионы добычные – болевые точки «золотые» и «черные». Кемеровская область – самый большой образователь отходов. Основные угледобывающие регионы, они же проблемные – это Иркутская область, Магаданский край, Красноярский край. Красноярский край – это одна большая болевая точка. С 2019 года мы проводим проверки угледобывающих компаний в этих регионах. К 1 сентября 2021 года были проверены 132 недропользователя, которые работают на 231 лицензионном участке, выявлено почти 1,4 тысячи нарушений. Материалы 48 проверок (по 71 лицензии) направлены в Роснедра для принятия решения о досрочном прекращении права пользоваться недрами.
Алтай, Амурский край и Дальний Восток – «золотые» регионы с проблемами. По состоянию на 1 сентября мы проверили почти сто недропользователей, это 300 участков золотодобычи, выявили почти тысячу нарушений, 43 лицензии просим отозвать, выписали штрафов на 1,4 миллиарда рублей.
– Судя по результатам проверок, каждое предприятие нарушает. Каким образом эту проблему, на ваш взгляд, можно решить?
Росприроднадзор видит ситуацию так: сначала мы выдаем лицензии компаниям, которые финансово неустойчивы, а потом вынуждены гоняться за недропользователями. Это часто малые предприятия, которые не попадают под плановые проверки. При этом наш инспектор может чуть ли не в тюрьму пойти из-за загрязнения реки. Выходить на добычу полезных ископаемых должны компании, которые обладают финансовой подушкой или банковскими гарантиями. Должны получать лицензии те предприятия, которые могут проводить рекультивацию, когда они еще работают, а не бросать участок. У добычных компаний должны быть технологии рекультивации, и они должны утверждаться нами или еще какими-то компетентными органами.
Возьмем трагедию в Красноярском крае в прошлом году, когда погибли люди (размытие плотины на реке Сейба на предприятии по добыче россыпного золота привело к гибели 15 человек – ред.). Это же не одномоментно произошло, было нарушено все, и как результат – гибель людей.
С россыпным золотом есть проблема получения информации и видимости действий. Если ЧП произошло на шахте, то моментально становятся известны обстоятельства, люди живут рядом, администрация вынуждена принимать меры. Когда происходят аварии, как на Сейбе, где работают в основном приезжие из соседних государств, то никто ничего может не узнать совсем. Мы не знаем, как они живут, в каких условиях работают. Сложно себе представить, что такое может происходить в ХХI веке.
Варварское отношение к рекам при добыче россыпного золота, приводит к изменению русел рек, а значит вся природная среда меняется. Можно говорить в переносном смысле, что реки плачут кровавыми слезами от такого обращения.
Надо признать, что выдавая лицензии, мы торгуем чистотой. В Алтайском крае, мы считаем, выдача лицензий должна быть единичная. Это наше богатство, наша климатическая повестка, наша способность адаптироваться к изменению климата, сократить содержание СО2 в атмосфере. Там же леса, которые являются инструментом для поглощения СО2 из атмосферы.
Бездумная выдача лицензий приводит к ситуациям как в Башкирии. Там ущерб природе составил 604 миллиона рублей. Ну и что? Там индивидуальный предприниматель, который владел производством. Что с ним делать? Отобрать дом, машину? А у него дети. Он, конечно, должен был думать, когда вел такой грязный бизнес, но это не избавляет ситуацию от этической составляющей. Кроме того, восстановить природу его машина и квартира не помогут. Каждый надеется, что к нему не придут. У бизнеса множество возможностей защитить свои права, множество ассоциаций, а в итоге, когда мы приходим, пожимают плечами.
– Вы также предупредили о том, что Россия может лишиться минеральных источников на Кавказе. Можете уточнить, какие варианты спасения?
Мы первый раз подошли системно к вопросу. Самый ярый защитник минеральных источников – Валентина Ивановна Матвиенко. Многие природные объекты сохраняются благодаря лично ее вмешательству. Сейчас на Кавказе идет варварская эксплуатация минеральных источников. Огораживается участочек метр на метр вокруг скважины, и дальше все застраивается. Если мы хотим развивать курорты, похожие на европейские, то необходимо эти постройки снести. Нельзя на участке в десять соток построить десятиэтажный дом. Необходимо понимать, какое допустимое воздействие мы можем оказывать на природу.
– Здесь хочется спросить о развитии экологического туризма, который, кажется, лавиной наступает на заповедники и природные территории.
Любой уголок нашей родины должен быть доступен всем. Экотуризм – это не варварство. Надо рассчитывать предельные антропогенные нагрузки: в период гнездования птиц, в период размножения, в период цветения и прочие ограничения. Должно быть понимание, когда и сколько человек могут попасть на охраняемую природную территорию. Доступ должен быть у всех, но он должен быть взвешенным, организованным и разумным. Иначе мы год туда походим, а дальше начнем друг другу присылать фотографии с тропы, заваленной мусором.
Мы считаем, что расчет возможной нагрузки на территорию должен быть произведен. Сейчас ничего такого нет. Раньше были сводные тома ПДВ (предельно-допустимых воздействий – ред.), потом и это убрали. Все в угоду бизнесу. Мы сейчас делаем большой анализ законодательства. Хотим посмотреть, сколько за последние пять лет было принято законов в защиту экологии: не про снижение административных барьеров для бизнеса, а для экологии.
– Можете привести примеры таких законов?
Самый яркий – это уменьшение платы за негативное воздействие в Арктике. Не знаю, на что это положительно повлияло. Арктика требует подготовки и вложений. Да, это будет дороже, но это необходимо принять, когда вы собираетесь вести бизнес в Арктике.
Бизнес сейчас говорит, что мы защищаем экологию. Значит, мы на одной стороне. Я думаю, что анализ займет у нас около двух месяцев. Когда мы убрали арктические коэффициенты, и плата за НВОС (негативное воздействие на окружающую среду – ред.) упала. Мы же не только штрафы и ущербы рассчитываем, мы уточняем и корректируем плату за выбросы. Да, не везде спешат платить. Например, в Ханты-Мансийском автономном округе дошли до второй инстанции арбитражного суда, потому что доначислили 148 миллионов платежей одной компании.
Полный текст материала: https://ria.ru/20211001/radionova-1752511702.html
Источник: РИА Новости
